Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn] - Франсин Риверс

— Она еще пожалеет, что не послушалась меня. Она еще пожалеет, — с этими словами Аномия яростно разрывала свою одежду. — Она еще пожалеет об этом. Я заставлю ее пожалеть. Они еще все пожалеют!

Сорвав с плеч порванную одежду, она отбросила ее в сторону. Потом прошла в темный угол и опустилась на колени перед жертвенником, у которого всегда молилась Тивазу.

Раскачиваясь взад–вперед, она молилась своему мрачному богу:

— Открой мне заклинание, которое необходимо мне, чтобы добиться своего. Дай мне силу, чтобы я смогла заставить Марту страдать за ее непослушание.

И тут к Аномии пришло озарение. Оно вошло в ее сознание с шумом, подобным шуму пролетающей стаи саранчи. Шум этот нарастал и стал напоминать шум крыльев голодных летучих мышей.

— Да, — застонала жрица. — Да! Открой мне еще. Еще!

Вооруженная силой черных заклинаний Тиваза, Аномия затрепетала. Она злобно рассмеялась и вскочила на ноги, чтобы исполнять волю своего господа. Ей прекрасно было известно, что и в каких пропорциях смешивать и какими заклинаниями это сопровождать.

Она подошла к своей полке, взяла нужные ей ингредиенты: сонную одурь, змеиный корень, ядовитые ягоды, побеги тисового дерева и, наконец, небольшую шкатулку. Открыв ее, она взяла оттуда матерчатый мешочек. Там находилась драгоценная мандрагора, за которую Аномия отдала весь свой янтарь. Она зажала в ладони корень, напоминающий по виду человеческую фигуру. С вожделением она долго держала корень в руке, потирая его большим пальцем. Мандрагора обладает многочисленными свойствами. Она залечивает раны, способствует исцелению от многих болезней, приносит удачу влюбленным, лечит от бесплодия.

А еще мандрагора может убивать.

Аномия аккуратно положила корень на свой маленький столик, пробормотала заклинания, отрезала от корня небольшой кусок и снова спрятала мандрагору в шкатулку.

Ей не хватало только свежей крови, но это было делом поправимым.

Взяв остро заточенный нож, Аномия стиснула зубы и сделала небольшой надрез на своей правой руке. Ее кровь закапала в чашу. Потом она наложила на рану белый тимьян и тщательно перевязала руку куском белого чистого полотна.

Затем она нарезала и растерла все, что приготовила, и смешала со своей кровью. Когда снадобье было готово, Аномия вылила его в сосуд, стоявший на слабом огне. Тихо напевая, она дождалась, когда снадобье закипело, сняла сосуд с огня и отставила его в сторону.

Удовлетворенно вздохнув, она села и стала ждать наступления темноты.

Когда в небе появились луна и звезды, а деревня погрузилась в сон, Аномия взяла свой ядовитый отвар и проникла в дом к Марте. Там она промазала этим отваром южную часть основания дома. При этом она шептала заклинание, которое должно было дать отвару силу. Закончив работу, она поспешила к себе домой.

Закрыв за собой дверь, Аномия почувствовала неописуемое злорадство и стала, ждать страшных результатов своей работы.

Завтра Марта узнает, что значит быть неверной.

Беда придет очень скоро.

Аномия знала, что Юзипий обратится к ней за помощью, и она, конечно, великодушно поможет. Она откроет Марте причину ее болезни. Не словами. Просто намекнет ей, как бы невзначай, но эти намеки окажутся куда как мучительнее и страшнее. И куда как радостнее для Аномии. Ей так хотелось испытать наслаждение от вида людей, которые мучаются от неосознанного страха.

О Тиваз! Мой, бог, мой бог! Как это великолепно — иметь власть над людьми. Я люблю это. Дай мне больше власти. Больше!

Ты получишь то, о чем и не мечтала.

— Дай мне Атрета.

Если ты будешь служить мне.

— Я буду тебе служить. Я всегда буду принадлежать только тебе. Дай мне то, что я хочу. Дай мне Атрета.

И ее хозяин ответил ей, пробуждая в ней все больше темных желаний, все большую жажду власти, все более мрачные мысли, которые толкали ее все дальше в водоворот нечестивых планов. А она все смеялась в темноте, высокомерно и злорадно.

40

Феофил проснулся среди ночи. Он медленно приподнялся, стараясь не шуметь, и прислушался.

Услышав звук открываемой двери, он повернул голову. Спустя мгновение он разглядел в темноте какую–то фигуру и подумал, что это, наверное, медведь, которого он видел в лесу накануне вечером. Стараясь не делать резких движений, Феофил взял с полки нож.

— Римлянин, — раздался вкрадчивый шепот.

Вздохнув с облегчением, Феофил положил нож обратно.

— Кто это?

Незнакомец скрылся из виду.

— Тебе это знать необязательно, — прошептал он.

— Что тебе нужно?

Наступило долгое молчание, потом снова застрекотали сверчки. Нахмурившись, Феофил встал и подошел к двери. В дверном проеме виднелись яркие звезды.

— Ты все еще здесь?

— Да.

— Говори смелее, незнакомец, — сказал Феофил спокойным голосом. — Я тебя слушаю.

— Ш–ш–ш! — Раздался какой–то шорох и беспокойное движение у дверей. — Я хочу узнать о твоем Боге, — прошептал незнакомец.

Голос был невнятным, но Феофилу показалось, что где–то он его уже слышал.

— А почему ты приходишь ко мне со своими вопросами посреди ночи?

— Я не хочу, чтобы меня видели… не хочу, чтобы кто–то знал, что я разговаривал с тобой.

— Потому что я римлянин?

Раздался смешок.

— Нет.

Феофил по голосу пытался определить, где прячется незнакомец, но не мог.

— Ты боишься?

— Не тебя.

Эти слова были сказаны с такой уверенностью, что Феофил не сомневался в их правдивости. Он тоже усмехнулся, и тут его осенила догадка:

— Может быть, ты один из старейшин?

Незнакомец не ответил.

Феофил не стал настаивать на ответе.

— А что Атрет говорит тебе об Иисусе?

Незнакомец рассмеялся.

— Он много чего говорит. И ничего не понятно.

— Он уверовал совсем недавно, но у него доброе сердце.

— Я пришел не для того, чтобы выслушивать хвалы Атрету.

Враждебность. Зависть? Старые обиды? Феофил взял небольшой глиняный светильник с полки, что была над ним, и зажег его посреди комнаты.

— Иди сюда, к свету, поговорим.

— Никто не должен знать, что я был здесь.

Феофил слегка нахмурился.

— Я никому не скажу. — Когда незнакомец не ответил, Феофил попытался уверить его в своем молчании. — Даю тебе слово, что твой приход останется между нами.

— Это твое слово. А ты римлянин. Я лучше останусь здесь.

Феофил потянулся за светильником, чтобы отставить его в сторону.